Предательство
Колька шёл по двору, собака болталась на конце длинной верёвки, и неместному люду было не разобрать, правда она перебирает своими короткими ногами, или это он приноровился с ней так ходить, чтоб люди думали, что она живая. Колька периодически останавливался у столбов и деревьев, подтягивал поводок, собака дергалась, Колька говорил, ну вот молодец, все дела сделала или же - хватит, хватит тут нюхать , они нассут, а ты нюхаешь,- и шёл дальше, собака волочилась за ним, оставляя долгий след по мокрому снегу.
Мать у Кольки была дворничиха, растила его одна, хоть и вырастила уже давно, да мозгами он все не вырастал, витал где-то там в облаках, а то и выше, простых вещей не понимал, сложные тоже не умещались в его голове. Мать говорила, что он урод, в отца и его семью, а Колька думал, что хорошо бы отца найти и семью его, сказать, вот он я, уродская семья, я свой, а не чужой, как мамке, ненужная обуза, и мы, уроды, должны держаться друг друга, и собаку, которую мамка называла чучелом и дохлятиной, он бы тоже взял с собой, в семью.
У входа в подъезд Кольку встретили дворовые ребята. Они не дружили с ним, но и не дразнили: Костя, старший по двору, как-то крепко избил Ваню-задиру, когда тот зажал маленького тогда Кольку в углу, чтоб напугать, а отец Вани, отсидевший десятку за разбой, сына не защитил, а наподдал затрещин и на ночь не пустил в дом. Так что Колька был неприкосновенен.
Слышь, ты, там папаша твой приперся, - сказал Ваня, сплюнув в сторону.
Колька понесся по лестнице на чердак, чучело собаки стучало по лестнице, дверь была открыта, на кухне спиной к двери за столом сидел широкоплечий мужик. Перед ним лежала бутылка водки и разрезанная на газете колбаса.
– Умывайся сын, садись за стол,- мамкин голос был ласков.
Колька уложил собаку, сложил ремешок, и не заходя на кухню пошел в сторону ванной. Коридор стал длинный, ноги тяжёлые, я иду как астронавт, вдруг подумал странную мысль Колька, ноги увязали в лунном грунте. Он потянул на себя дверку иллюминатора, крутанул вентиль, посмотрел на свое отражение в круглом стекле.
Раздался звук мамкиного любимого шансона
- А че не выпить за встречу,- сказала мамка
- Вон ты какая понятливая, всегда была
- Да уж, не в пример вам уродам
- Ты снова за своё, я же с миром пришел
Они чокнулись, закусили.
– И не ёкает у тебя ничего?,- спросила мамка у мужика
– А у тебя?
– А у меня отъёкало, налей еще.
– Он и с одной проживёт, не переживай, - сказал мужик,- вон какой боров, а его почка точно приживётся, они как никак кровные.
Горячая вода наполнила раковину, полилась через кран, а Колька все смотрел на себя в зеркало, мочил руки и приглаживал волосы, они топорщились, не слушались, он уже был насквозь мокрый, вода из раковины полилась в коридор, мамка заорала, прибежала в ванную, закрыла кран, схватила полотенце вытирать пол, хлестнула уже тяжелым полотенцем Кольку по спине, толкнула
- Ты что стоишь, иди к отцу, он тебя забирает, урод.
Мужик стоял в коридоре, мокрое чучело мертвой собаки съёжилось у его армейского ботинка.
ДЕД
Раз в году летом, в первое воскресенье июня, дед обривал себе голову наголо. Всю жизнь он стригся у одного парикмахера. Но раз в год парикмахер оставался без постоянного клиента, и дед сам обривался наголо опасной бритвой. Дедовская большая лысая черепушка казалась мне признаком принадлежности деда к таинственной расе, о существовании которой знали только он и я, я, которой доверялась миссия поливать голову деда водой, когда он, наклонившись над ванной, мыл её после того, как обрил.
Дед натирал голову стиральным мылом чёрного цвета, специально для помывки головы набиралась вода в таз, из которого я черпала воду красным щербатым черпаком. После девяти черпаков, а дед был внимателен к счёту, наступала важная фаза накидывая полотенца на дедовскую голову: полотенце было жесткое, серое от многочисленных стирок и обветренное по краям. Другие он не признавал, считая, что сушка головы именно этим полотенцем в сочетании с целебными свойствами дегтярного мыла, помогает ему сохранять ясный рассудок и пышную шевелюру, когда она отрастёт, на многие лета. Ясный рассудок он и правда сохранил до конца своей жизни, шевелюру все-таки победило время, но для меня, причастной к великой тайне принадлежности деда к расе других существ, было ценней всего то, как он говорил: Радость моя, никто никогда не сумел бы так прекрасно поливать мою голову, как ты.
В утро начала новой жизни, садясь в такси, которое должно было увезти меня в аэропорт, я посмотрела на балкон и увидела сидящего в профиль деда, рисунок его облысевшего черепа, ссутулившуюся спину, и поняла то же, что и он: что больше никогда его не увижу.
Мусорный младенец
Пластиковые пакеты были большим дефицитом, и никому бы не пришло в голову выкидывать мусор в них, даже если б они и были. Просто приезжала мусорная машина, водитель звенел в колокольчик, вся улица с помойными вёдрами бежала за медленно едущим грузовиком и вываливала вёдра в открытый зад мусорника, кто как успевал.
Нам, детям, бежать за мусорной машиной не разрешалось, мы могли только восхищаться меткостью старших ребят.
Для тех, кто не успевал выбросить мусор с утра, был выход- три рубля для дворничихи Арус, маленькой старушки ростом с мусорное ведро. Мама выставляла ведро у двери в подъезд, Арус приходила, звонила в дверь, она держала палец на кнопке долго, и мы всегда знали, что это она.
Мама жалела Арус и говорила, что у неё нет детей, нам казалось странной эта жалость, потому что зачем дети маленьким старушкам.
Арус говорила матери, Лена джан, дай газеты, мама ей выдавала старые газеты, Арус очень ловко расстилала их на полу на лестничной площадке, так что не было видно ни кусочка цементного пола, вываливала ведро, руки ее раздвигались, как складная линейка, становились длинные, она сперва оборачивала мусор по горизонтали, в толстую колбасу, потом схлопывала колбасу по бокам, иногда, если нам везло, говорила: скажите маме, что газет не хватило, и мы бежали за газетами, а мама кричала из кухни, не трогайте советский спорт, его собирает верхний сосед. Тогда Арус поднимала куль с мусором, мы с сестрой двумя паучками расстилали газеты под благословения Арус, и чем непонятнее были ее похвалы, тем усерднее мы старались - чтоб она могла допеленать своего мусорного младенца.
Зеленая кровь
Аля стояла в высокой траве и смотрела в небо. Она должна была прилететь, эта очень редкая бабочка, со странным именем Аполлон, бабочка о которой говорила соседка, эта взрослая девочка со второго этажа, дочка директора пансионата, так мама называла это самое прекрасное место в мире, где была деревянная беседка, к которой надо было карабкаться по огромным гранитным ступеням, и которая внутри пахла мёртвыми гусеницами, горячим деревом и паутиной.
У бабочки - так рассказывала соседка,- черная бархатная точка на огромных крыльях. Вокруг точки - красная линия, как глаз. Бабочка редкая и чуткая, ловить ее нужно очень осторожно, не за одно крыло, а за два. Но не сжимать, а то крылья нежные.
Аля смотрела в небо и ждала. Бабочка прилетела почти сразу. Время остановилось. Аля не дыша взяла бабочку двумя пальцами, и та безропотно замерла в алиной руке. Аля не заметила, как оказалась на втором этаже.
Девочка открыла дверь
— А, ты пришла, заходи, можно-можно.
Комната была как у Али, но наряднее, на стенах висели картины и бабочки, в рамках.
— Красивые, правда? - спросила девочка, — давай её сюда.
Девочка положила бабочку на лист бумаги, придерживая тельце пальцем, расправила ей крылья, взяла большую толстую иглу и проткнула бабочке живот. Из живота брызнула зеленая кровь, Аля ойкнула
—Ты что, ей небольно, видишь, кровь — зеленая.
У Али закружилась голова и очень хотелось пить.
— Мне пора, — сказала она
— Как, ты уже уходишь? Очень жаль. Ты молодец, в первый раз и сразу Аполлона, у меня такого большого не было, я его повешу вот тут, а ты приходи, у меня много чего есть.
Рэкет уровня Бог
- Тереза хочет с тобой поговорить
- Со мной? А кто это - Тереза?
- Ты не знаешь Терезу?! ее знают все, пошли с нами.
- Привет Тереза, это новенькая, зассанка
- Я не зассанка, туалета не было
- В подвале, зассала спуститься?
-Отстаньте от неё. Ты знаешь, я кто?
- Тереза.
- А еще кто?
- Не знаю
- Я сестра бога
- Младшая или старшая?
- Зассанка, ты куку? какая разница? ну ладно, младшая
- Ясно, а я старшая
-Ты старшая сестра бога?
- Нет, я старшая сестра Кити, своей младшей сестры
- А, ясно. Дома есть конфеты?
- Нууу, есть, у бабушки в шкафу, к Новому году
- Принесешь.
- Они в шкафу, их нельзя трогать
- Я сестра бога, не поняла что ли?
- И?
- А Бог все видит и наказывает тех, кто не послушен его воле
- Что?
- Тупая ты, зассанка, конфеты принесёшь завтра, а то накажет
- А как видит? и через занавески?
- Через глаза твои видит.
- А если закрою
- И как будешь жить? Без бога, слышите, какая безбожница эта зассанка. Он тебя за это точно накажет- ослепит.
- Больно?
- Ужасно больно. Он очень сильный и всемогущий.
- Всемогущий?
- Да, всемогущий - значит, может все.
- Тогда почему сам конфеты не даст тебе?
- Ему некогда, у него много дел. Он всем помогает.
- А меня почему накажет?
- Потому что ты жадная.
- Я не жадная. Я принесу.
- Тогда он и тебе поможет.
- А нельзя, чтоб он и мой брат был?
- Он мой брат, и все. Принесёшь конфеты?
- А что я бабушке скажу?
- А ты не говори, тихо возьми, все не бери, немного оставь.
- И нам тоже!
- Обойдетесь, и куклу чтоб принесли, ту, розовую
ПОРА
— Когда я уходила, на лестничной площадке, помнишь? Приехал лифт, я зажала кнопку, чтоб подольше на тебя посмотреть и ты сказала, что мы вряд ли увидимся.
— А ты нахмурила брови, как в детстве, когда отказывалась надевать куртку и уверяла, что дождя точно не будет... Ты заявила, что ты меня еще встретишь там.
— Ты рассердилась и сказала, что я безответственная, и мне надо детей поставить на ноги, а я подумала, что мне никто не помешает раздвоиться и встретить тебя там, не уходя отсюда. Только я не успела тебе объяснить, потому что не была уверена... Скажи, у меня получилось?
— Любимая моя девочка, конечно, да
— И я тебя провела по пути, и тебе было нестрашно?
— Да, мне было не страшно
— И волосы, у тебя волосы были такого красивого цвета, после этой химии, они отросли заново и голова у тебя была как в маленькой серой тучке, я никогда не думала, что у волос может быть такой цвет.
— Цвет дороги, мой девочка, она забирает нас потихоньку, сперва мы забываем, какие мы пришли, потом забываем, для чего, и когда уже почти ничего не остаётся, дорога приходит за нами.
— Я так скучаю по тебе, мне невкусно, что готовят другие по твоим рецептам, мне не хватает твоего смеха, я не понимаю, что хотят от меня люди. Мне плохо без тебя. Мне никто не нужен и я никому не нужна. Почему? Почему я смогла раздвоиться, а ты нет? Почему ты не можешь остаться?
— Это ты не можешь больше оставаться.
— Ты пришла за мной?
— Пойдём, теперь моя очередь показать тебе дорогу.